Автор Михаил Шукис
Если ты охотник, то непредвиденная ситуация может ждать тебя на каждом шагу. Кто-то здорово сказал, что «лицемерие – это дань, которую зло платит добродетели». Отсюда легко сделать вывод, что приключением мы называем катастрофу, когда хотим показаться лучше, чем есть на самом деле. А случилось так, что ещё бы чуть-чуть и то, о чём я весело рассказываю как о приключении, могло бы обернуться крупными неприятностями или несчастьем.
Каждый, кто более или менее долго охотится, хлебнул свою долю «приключений». Последние происходят по разным причинам. Бывают такие, которые мы сами себе «обеспечиваем» из-за халатного отношения к подготовке своего охотничьего путешествия. Например. «Ну зачем тащить с собой запаски, ведь мне всего-то километров 50 по просёлку придётся проехать?» Случаются неприятности по вине друзей. «Ты что забыл? Я велел тебе две запаски взять». И наконец некоторые неурядицы происходят благодаря проискам безжалостной судьбы. «Как это нас угораздило обе запаски проколоть?!»
История охоты изобилует рассказами о вполне доказанных событиях, которые мы можем рассматривать как приключения. Но вот что думали об этом же событии сами участники?
Хорошо известны истории Хью Гласса, одного из охотников-первопроходцев американского Запада. Пострадав от нападения гризли, он был оставлен, скорее всего брошен своими попутчиками, решившими, что он уже мёртв. Но силой воли этот парень попрал законы природы и вышел оттуда, где многие бы остались навсегда. О его мытарствах написали, естественно, как о приключении. Интересно, назвал бы он так свои испытания?
Во все времена и на всех континентах охотникам доставалось от рогов и копыт, малярии и когтей, жёлтой лихорадки и массы других непредвиденных неприятностей. Но наибольшие потери охотники несут от силы земного притяжения. Древние даже не принимали её в расчёт, с них и так хватало: ветер, вода, огонь и земля. И каждая из стихий «таила за пазухой» свои особые опасности. Немало известных охотников-баранщиков оступались на крутом предательском склоне или, хватаясь за кажущуюся надёжной ветку, переходили из медленного подъёма или спуска в состояние совершенно неподготовленного полёта в небытие. Именно так погиб американский охотник Роберт Сентер в мае 2006-го, высаживаясь из вертолёта в Новой Зеландии. Событие, планировавшееся как захватывающее приключение, стало трагедией для его семьи.
Падения с обычных деревьев могут быть столь же опасны, как и с заснеженных вершин. Пример из собственной практики. Мы с моим мичиганским приятелем Джо Оросом готовились к началу охотничьего сезона. Весь день провели в лесу, пытаясь определить, по каким тропам белохвостые олени будут направляться к кукурузным полям. Что-то заставило меня прихватить с собой новенький лук. И, конечно, не терпелось его испытать. Мы выбрали подходящее дерево, Джо помог мне вскарабкаться и поднять наверх моё немногочисленное снаряжение, а сам ушёл к машине, оставленной на высоком берегу оврага примерно в полукилометре от моего дерева.
Усевшись удобнее, я принялся оценивать позицию. Снизу она выглядела идеально, так как в нескольких метрах проходила оленья тропа с отпечатками следов. Понадобилось обломать несколько веток, которые могли помешать прицеливанию. За моей спиной оказалась довольно толстая сухая ветка, чем-то мне не понравившаяся: то ли она закрывала обзор, то ли могла хрустнуть в неподходящий момент. Короче, будучи уверен в её прочности, я изо всех сил попытался навалиться на неё правой рукой. А она, оказывается, только этого и ждала.
И вот я лечу вниз головой и думаю (странно, но как много успеваешь вспомнить за не такой уж и долгий период свободного полёта с высоты всего-то четырёх метров!). «Сейчас хрястнет шея, и, говорят, станет темно. Намучается Джо со мной. Мама! Что обо мне расскажут племяннику Ваньке?» Но вплотную к стволу моего дерева мирно росла небольшая ёлка, и она ласково превратила мою сокрушительную встречу с землёй в спасительное скольжение. Я ещё не успел выбраться из объятий дружественных и враждебных растений, а уже примчался Джо. Он видел, как мои кроссовки сверкнули в лучах заходящего мичиганского солнца, и был готов к худшему. Года два каждое рукопожатие напоминало мне об этом приключении. И больше я уже не лазил на деревья без страховочного ремня.
Но самые страшные приключения связаны с малой авиацией. Во время своего второго африканского сафари в Танганьике (ныне Танзания) Эрнест Хемингуэй попал в авиакатастрофу: его самолёт разбился, но сам Папа отделался лёгкими ушибами. Зато крушение второго самолёта, присланного ему на выручку, чуть не убило великого писателя.
А в июле 2003 года произошла самая страшная трагедия за всю историю малой авиации в Африке. Завершая своё большое сафари в Танзании, семья Джорджа Брамли из Атланты решила на прощание облететь живописные склоны горы Кения. Пилот слишком близко приблизился к одному из склонов, и налетевший порыв ветра бросил самолёт на скалы. Погибли 12 человек: представители трёх поколений одной семьи и два пилота. Но это уж совсем из ряда вон выходящий случай.
В малой авиации и менее печальные случаи могут происходить. Мой мичиганский товарищ Майк Скарвелис довольно весело описал происшедшее с ним на Аляске пару лет назад событие. Он, его приятель и пилот приземлились на берегу речушки и, оставив новенький самолёт Maule M-7 «скучать» в тундре, отправились удить форель. Когда через несколько часов они вернулись к самолёту, то решили, что «ошиблись адресом»: их самолёт лежал на боку, упершись надломленным крылом в землю, вокруг сверкали какие-то блестящие штучки, напоминающие льдинки, но в действительности оказавшиеся обломками плексигласа. Пух из их разодранных спальников подобно снежной пелене стелился вокруг подвергшегося жестокому насилию элегантного летательного аппарата. Оседлав самолёт, молодой гризли точил свои когти о фюзеляж и раскачивался в такт конвульсивным движениям раненой машины. К счастью, у рыбаков были с собой дробовики, и они смогли прогнать мародёра выстрелами в воздух. Было очевидно, что самолёт лишился важных аэродинамических характеристик. Рыбаки дождались, пока над ними пролетит другой самолёт, передали по радио информацию о своём положении, и через день за ними прислали воздушное такси.
Винтовка, которая меня кормила
Мне тоже есть, что рассказать про малую авиацию. Я тогда ещё на Аляске жил. И мы втроём – Кен Файнмен, Рон Уинн и автор этих строк – решили поохотиться вдоль северной границы парка Денали. У нас с Кеном были лицензии на любого лося. У Рона, как у профессионального охотника, оставалась лицензия на карибу. Было решено, что сначала Рон высадит меня с Кеном и с частью снаряжения (спальники, одежда, газовые горелки, какие-то продукты), потом вернётся к себе на базу в Василлу и привезёт остальное.
Короче, Рон высадил нас на льду безымянного озера и, пообещав вернуться через четыре часа, помахал крыльями. Забегая вперёд, скажу, что увиделись мы только на десятый день. На обратном пути Рон попал в снегопад, вынужден был приземлиться и при посадке повредил крыло самолёта и шасси. Повреждения были незначительные, но взлететь машина не могла, тем более что и погода ухудшилась. Рона спасло то, что ему хорошо были известны те места, и к вечеру он уже попивал горячий чай в избушке одного охотника-капканщика. За нас он не волновался, знал, что у нас с Кеном была крыша над головой, а также спальники и газовые горелки, но самое главное – мой «Рюгер».
Ах, да, забыл сказать, что с собой у него была повреждённая во время вынужденной посадки рация. К тому времени, когда погода трансформировалась из нелётной в лётную, он в конце концов, вызвал техподдержку, подправил крыло, закрепил шасси, долетел до Василлы, погрузил остатки нашего снаряжения и как ни в чём не бывало, традиционно помахав крыльями, приземлился в сугробы неподалёку от нашего лагеря.
Сказать, что мы рады были видеть нашего товарища, значит ничего не сказать. Но уверен, эти детали никому не интересны. Тем более что с Роном всё и так ясно. Ну посидел парень в хижине пару дней… Отвлекусь, на Аляске есть такая болезнь, называется «хижинная лихорадка», особенно она активна в зимние месяцы, с сентября по май. Короче, люди, живущие в одиночестве, что там довольно распространено, начинают терять чувство времени. Кому-то кажется, что уже месяц прошёл, в то время как позади осталась лишь неделя, или наоборот, как в случае с Роном. Он-то был уверен, что провёл в компании полупьяного траппера не более трёх дней. Ну, да кому это интересно, когда все ждут рассказа о наших с Кеном приключениях.
Но вынужден разочаровать: приключений не было. Шла ежедневная и довольно скучная борьба за существование. Во-первых, крыша-то у нас имелась, но не было одной стены. Избушка, где мы с Кеном поселились, была построена лет 100 назад во времена золотой лихорадки, а одну из четырёх стен разобрали на дрова уже в наше время. И мы с Кеном на это не жаловались, мы были благодарны за то, что нам оставили другие три, за то, что те, кто использовал четвёртую стену на дрова, оставили нам соль, сахар, спички и два пакета покусанных мышами сухарей.
Нам было хорошо: снег из избушки выгребли, натянули полог, а палатку установили на разостланных еловых ветках, вбив колышки в то, что когда-то было настоящим деревянным полом. Пока мы были заняты благоустройством своего жилища, всё шло замечательно. На следующее утро вместе с неизвестностью в наши желудки проникло чувство голода. «Плевать на Рона, он, наверное, забухал», – были первые мысли о нашем товарище. Но снегопад и серое небо на юге сняли с Рона обвинение в предательстве: он не мог вылететь.
Мы не первый раз охотились вместе. Но для каждого из нас, даже для Кена, который уже почти 20 лет жил на Аляске, это была первая охота, где мы должны были охотиться ради пропитания. И происходило то, чего раньше с нами никогда не случалось: мы ссорились. И, представьте, начали из-за моей «мелкашки»: кто будет её носить? Кен старше, у него больше опыта, но она моя. Кто? Решение было принято быстро: по очереди будем нести винтовку и стрелять из неё, каждому утром выдавался полный магазин, вмещавший 10 маленьких патронов кольцевого воспламенения.
Кену выпало ходить с винтовкой первому, и он потратил 3 патрона на трёх снежных куропаток. На следующий день я трижды промахивался по куропаткам, с четвёртого выстрела ранил зайца, но американский косой нас обманул, запетлял, а мы в запале затоптали его следы. Третий день не задался у Кена, только девятым выстрелом он застрелил большого зайца.
Я, конечно, преувеличил, сказав, что мы ссорились. Просто серьёзность положения заставила нас более критично относиться к результатам нашей охоты.
Горелки-то у нас были, вот только баллоны с газом остались у Рона. Так что готовили мы на костре и в небольшой кастрюльке, также доставшейся нам по наследству от предыдущих посетителей трёхстенка в Денали. Часто казалось, что день бесконечен, хотя в тех местах светает около 10, а к четырём уже темно. А через пару дней мы уже думали, что время летит…
Потом прилетел и Рон. Причём, запутавшись во времени, он прилетел охотиться. А у нас с Кеном оставалось 12 патронов, и охотиться мы уже не хотели, тем более что нужно было беречь патроны! Мы его не поняли, выбросили всё барахло из самолёта, уселись поудобней и всю дорогу передавали друг другу флягу шотландской самогонки, а я держал на коленях мой «Рюгер», потому что… ну, да вы и так всё понимаете. Позднее все сказали, что это было настоящее приключение, но только тогда мы с Кеном этого не знали.